А где-то под Симбирском,
повешенного брат,
от сыску хоронился
картавый адвокат,(1917-1924)

удумал он когда-то:
«цахю мол, не спущу,
и за ходного бхата
по-свойски отомщу!

Пхидет и наше вхемя,
пойдем дхугим путем,
хасплатимся со всеми,
и власть у них возьмем!»

А Царь – жених влюбленный,
был несказанно рад,
он до смерти плененный
Алисой фон Дармштадт,

женился Царь, не медля,
не слыша никого,
но странные знаменья
преследуют его,

то на Ходынском поле
обрушился настил,
то блюдо с хлебом-солью
он в Нижнем уронил,

хоть не был он вития
и умер как герой,
обрушил он в России
тысячелетний строй,

но им тогда владело
святое торжество,
принялся Царь за дело,
все было б ничего,

и долго бы продлился
сей незабвенный рай,
но вдруг зашевелился
проснувшийся Китай,

князей и оборванцев
обуревала злость:
как много иностранцев
в Китае развелось!

нагадили в столице,
напачкали в стране,
ЦЫ-СИ, Императрица
решила: быть войне!

Но вот какая горечь:
из-за английских спин
наш генерал Линович
с налету взял Пекин,

ну, а за то, что тайцы
секли христиан как кур,
отняли у китайцев
Синцзян и Порт Артур,

вступились тут японцы,
пришли на Ляо-дунь:
тут светит наше солнце,
свой нос сюда не сунь,

куда вас черти носят,
о чем душа свербит?
не лезь, куда не просят,
и ты не будешь бит!

И показали силу,
нагнавши русским сплин,
устроили Цусиму,
отняли Сахалин,

Макаров отбивался,
пока не потонул,
«Варяг» геройски дрался,
и он пошел ко дну,

эскадра удалая
на месте полегла,
тогда на Николая (1904-1905)
тоска и грусть нашла…

а адвокат картавый
тем паче не дремал
и Пятый год кровавый
с Азефом развязал,

на месте Пасх и свадеб
пожарища пошли,
две тысячи усадеб
крестьяне подожгли,

и смерть бесилась в гневе,
и множилось теней,
Сипягин, Трепов, Плеве,
Великий князь Сергей,

встревожилось дворянство,
ну, думают, беда!
и тысячу повстанцев
казнили без суда,

и даже на Кавказе
волненья и борьба,
там стал «Хозяин хазы»
семинарист Коба (1924-1953),

он ловко грабил банки,
он «эксы» возглавлял,
и в царскую «охранку»
при случае стучал….

все было щито-крыто,
Коба остался чист:
сперва он был бандитом,
а стал социалист…

а адвокат картавый
писал издалека,
он в Лондоне со славой
отлеживал бока…

от этой красной сыпи
Империи б не быть,
но смог премьер Столыпин
их всех укоротить,

дал землю он крестьянам,
и вот тебе, оно!
по всем заморским странам
российское зерно!

плодились без препонов:
передохнув от бед,
полсотни миллионов!
всего за двадцать лет,

но рвется там, где тонко:
Столыпин был таков,
стрельнул ему в печенку
социалист Богров…

Подкралось время «оно»,
Какой уж там Кавказ,
Извольский и Сазонов
стравили с немцем нас,

Балканская баланда,
какой завидный кус!
Сцепились тут Антанта
и Тройственный Союз…

Охотничьей потехой
умаявшись в упад,
в Сараево приехал
эрц-герцог Фердинанд,

но тут, не тут то было,
под недовольный шип
стрельнул его Гаврила
по прозвищу «Принцип»,

чтоб избежать коллизий
и сербам дать под зад,
тут парочку дивизий
шлет Вена на Белград,

от этого смутился
весь Прикарпатский край
и очень возмутился
наш кроткий Николай!

Он пишет: «Милый Вилли!
Es werde wieder schoen,
Мы б венцев попросили
обратно за кордон»,

Но Вилли, очень тихий, -
два фронта ни к чему, -
«Mein Bruder, lieber Niki!
тебя я не пойму;

меня Ты обязуешь,
я рад бы их убрать,
но Ты мобилизуешь
огромнейшую рать,

куда же это столько?
Но, впрочем, я не слаб,
У нас – фельдмаршал Мольтке
И преданный Генштаб,

Dafuer wir sollen kampfen?»
Друг друга каждый сверг:
Самсонов с Ранненкампфом
Пошли на Кёнигсберг…

У дурости австрийской
Был Вилли как в плену,
По проискам английским
он объявил войну…

Эх, Красное ты Солнце,
на немца взвел курок,
а прежде и с японцем
управиться не смог!

Распутин из Тобольска,
попав под вражий нож,
писал: «Уйми Ты войско!
Ведь сам Ты пропадешь!

Ушли все звезды с неба,
Россия в западне,
Без Бога и без хлеба,
Босая и в огне…»

Вот мы и доигрались:
Царь у врага в плену,
А немцы окопались
В Ростове на Дону….