Фламандский гёз в таинственные миги
вселятся и вновь живет во мне:
мой хитрый лис,
мятежный Уленшпигель,
испанских крыс
ты бил в родной стране.
Среди костров
и дьявольского шипа,
предательства, коварства и измен
ты опозорил воинство Филиппа
и подлых католических гиен.
Мою страну,
прибежище печали
от датских дюн
до Шельдского моста
на медленном огне они сжигали
и прикрывались именем Христа.
Пал Горн, пал Эгмонт,
но момент счастливый
для нищих гёзов, наконец, настал,
и перебил испанцев Молчаливый,
сражавшийся и павший
за Христа.
Я слышу Эгмонта.
Могучий фландрский дух, -
он вновь ожил в бетховенских аккордах,
в них ангелы зачитывают вслух
поэму дюн
и скандинавских фьёрдов,
как ветер океана дик и груб
клич нищих гёзов празднует победу,
торжественное восхожденье труб
перемежает тихую беседу, -
Бетховен, Гёте, Эгмонт - их игра
блистает, словно пламя на Олимпе,
и, скорчившись, ты слушаешь, сестра,
как грешница, закованная в Лимбе…
Борьба со смертью - лучшая из битв,
отчаянье отвагу порождает,
в скрещении проклятий и молитв
спокойное величье созревает;
великая душа избегнет тлена,
все временно, как в Книге Перемен,
мы вырвемся из этих тесных стен,
как вырывалась Фландрия из плена.
|
